Ванхи. Тшай. Том II - Джек Вэнс

Фелука легко скользила в послеполуденной дымке. Спокойный простор пролива Дван-Жер отливал перламутром. Береговая линия растворилась на северном горизонте, других парусов заметно не было. Наступило время заката – в небе за кормой расцвели бледные буровато-сизые и шоколадные разводы. Тут же налетел прохладный ветерок, из-под затупленного носа фелуки послышался плеск слабой волны.

Ужин оказался прост, но вполне съедобен: нарезанное полосками вяленое перченое мясо, салат из сырых овощей, паштет из морских насекомых, пикули, мягкое белое вино в большой оплетенной бутыли зеленого стекла. Пассажиры ели молча, с опаской поглядывая друг на друга – на Тшае любых чужаков инстинктивно подозревали в наихудших намерениях. Капитана, однако, это нисколько не смущало. Он ел и пил с завидным аппетитом, потчуя компанию остротами, воспоминаниями о былых плаваниях, шуточными предположениями относительно целей поездки каждого из пассажиров – мало-помалу атмосфера разрядилась. Йилин-Йилан едва прикоснулась к еде. Она оценила внешность двух рыжеволосых сестер – их воздушная привлекательность погрузила ее в невеселые размышления. Дордолио сидел обособленно, игнорируя побасенки капитана, но исподтишка поглядывал на двух девушек и охорашивал усы. После ужина кавалер сопроводил Йилин-Йилан на носовую палубу, где они стали глядеть на светящихся морских угрей, вьющимися молниями ускользавших от набегавшей фелуки. Другие расселись на скамьях вдоль высокого квартердека и негромко переговаривались. Тем временем розовый Аз и голубой Браз, взошедшие почти одновременно, прочертили на воде пару разноцветных дорожек.

Один за другим пассажиры тихо возвращались в каюты. На палубе остались только рулевой и впередсмотрящий.

Дни проходили незаметно. По утрам по воде стелилась прохладная перламутровая дымка, в полдень Карина 4269 жгуче горела в зените, вечером небо наливалось водянисто-пивным оттенком, ночью царила тишина.

«Варгас» ненадолго зашел в бухты пары поселков на побережье Хорасина, утопавших в серо-зеленой листве гигантских деревьев. С фелуки на причал отгружали кожи и металлическую утварь. На борт брали тюки с орехами, комья сушеного фруктового желе, пачки шпона из красивого розового и черного дерева.

Покинув Хорасин, «Варгас» вышел в открытый океан. Капитан держал курс на восток вдоль экватора, чтобы пользоваться выгодным противотечением, избегая коварных прихотей погоды, нередких на более высоких тропических широтах.

Слабый ветер часто менял направление – «Варгас» лениво покачивался на почти незаметной ряби.

Пассажиры проводили время каждый по-своему. Рыжие девушки, Хейзари и Э́дви, играли в серсо, бросая кольца в цель, и дразнили Траза, пока он тоже не втянулся в игру.

Рейт научил попутчиков играть в шашки – новое развлечение было встречено с энтузиазмом. Пало Барба, отец рыжих девушек, оказался учителем фехтования. Каждый день Дордолио, обнажившись до пояса и перевязав волосы черной лентой, в течение часа отрабатывал с ним приемы нападения и защиты. Кавалер-яо дрался, бравурно топая ногами и сопровождая выпады короткими возгласами. Пало Барба фехтовал без вычурных эффектов, строго придерживаясь традиционных позиций. Рейт иногда наблюдал за их тренировочными схватками и как-то раз даже принял приглашение Барбы помериться силами. По мнению Рейта, рапиры были длинноваты и слишком легко гнулись, но он вышел из поединка с честью. При этом от его внимания не ускользнуло, что Дордолио, наблюдавший за уроком фехтования в компании каттской принцессы, громко высказывал критические замечания. Позднее Траз, тоже находившийся среди зрителей, сообщил Рейту, что Дордолио находил его методы владения холодным оружием наивными и нелепыми.

Рейт пожал плечами и усмехнулся – таких, как Дордолио, он не воспринимал всерьез.

Дважды вдали заметили паруса. Как-то раз появился длинный черный моторный катер, угрожающе поменявший курс.

Рейт рассмотрел подозрительное судно в сканоскоп. На палубе стояли и разглядывали «Варгас» не меньше десятка высоких желтокожих усачей в замысловатых черных тюрбанах. Рейт сообщил о своих наблюдениях капитану. Тот удостоил чужаков небрежным взглядом: «Пираты. Нас они не потревожат: слишком рискованно».

Катер обогнал их в полутора километрах к югу, повернул и скрылся на юго-востоке.

Через два дня впереди показался остров – скалистый горб с прибрежной полосой, сплошь покрытой деревьями с куцыми кронами на голых стволах. «Гозед! – объявил капитан в ответ на расспросы Рейта. – Бросим якорь на пару часов. Вы бывали в Гозеде?»

«Не приходилось».

«Вас ожидает сюрприз. Хотя – как сказать? – тут капитан внимательно посмотрел Рейту в лицо. – Обычаи вашей страны мне неизвестны. Вы их, вероятно, и сами не помните? Мне говорили, что вы страдаете потерей памяти».

Рейт примирительно поднял ладонь: «Я не оспариваю мнения, составленные обо мне другими».

«Что само по себе удивительно! – заметил капитан. – Сколько ни ломаю голову, не могу понять, откуда вы. Такого со мной еще не случалось».

«Я – путешественник, – сказал Рейт. – Странник, если вас больше устраивает такое выражение».

«Порой вы обнаруживаете неосведомленность, поразительную для бывалого путешественника. Как бы то ни было, пора готовиться к стоянке».

Гористый остров заслонял добрую треть неба. Приложив к глазам сканоскоп, Рейт увидел, что вдоль прибрежной полосы ветви деревьев были обрублены, а голые корявые стволы служили опорными столбами для круглых жилищ, гнездившихся высоко над землей – поодиночке или группами из двух-трех хижин. Под хижинами и между стволами не было ни растительности, ни мусора – только чистый серый песок, явно причесанный граблями. Рейт передал сканоскоп дирдирмену. Рассмотрев селение, Аначо сказал: «Я ожидал чего-то в этом роде».

«Тебе что-то известно о Гозеде? Капитан заинтриговал меня таинственными намеками».

«Здесь нет никакой тайны. Островитяне исключительно религиозны – поклоняются морским скорпионам, населяющим прибрежные воды. Говорят, эти твари величиной с человека, а то и больше».

«Зачем хижины строят так высоко над песком?»

«По ночам скорпионы выползают из моря, находят какое-нибудь животное и откладывают яйца в его тело, где паразитически развивается их потомство. С этой целью на берегу часто оставляют женщину, так называемую „мать богов“. Личинки вылупляются и пожирают ее изнутри. На последней стадии, когда боль, яд и религиозное исступление погружают „мать богов“ в любопытное психическое состояние, она вскакивает, бежит к воде и бросается в море».

«Чудовищный обычай!»

Дирдирмен не возражал: «Тем не менее, ритуал отвечает потребностям населения. Они могли бы отказаться от него в любое время – если бы захотели. Недолюди печально известны приверженностью к извращениям».

Рейт не мог удержаться от смеха. Аначо недоуменно смерил его взглядом с головы до ног: «Хотел бы я знать, в чем заключается причина твоего веселья?»

«Мне пришло в голову, что имеется некоторое сходство между взаимоотношениями дирдирменов с дирдирами и обитателей Гозеда с их скорпионами».

«Не вижу аналогии», – ледяным тоном ответствовал Аначо.

«Очень просто: и те, и другие стали жертвами существ нечеловеческого происхождения, использующих людей для удовлетворения своих нужд».

«Гм! – пробормотал Аначо. – Не встречал еще упрямца, настолько закореневшего в заблуждениях!» Он поспешно отошел на корму и остановился, глядя в море. Рейт подумал, что подсознательные возмущения начинали выводить умного дирдирмена из равновесия.

Фелука направила нос прямо к берегу, осторожно развернулась за выступом обросшей ракушками скалы и бросила якорь. Капитан спустил шлюпку, высадился на берег. Пассажиры видели, как он говорил с группой суровых белокожих людей, практически голых – на них были только сандалии и головные повязки, стягивавшие длинные волосы цвета вороненой стали.

Было достигнуто соглашение – капитан вернулся на борт «Варгаса». По прошествии получаса к фелуке приблизилась пара небольших портовых барж. Оснастили подъемную стрелу, на борт погрузили тюки с волокном и бухты канатов. Другие ящики и тюки спустили на баржи. Через два часа после прибытия в Гозед матросы поставили паруса, подняли якорь, и «Варгас» устремился в безбрежные дали Драшада.

После ужина пассажиры сидели на палубной надстройке перед кормовой рубкой, под качающимся над головами фонарем. Разговор шел о жителях Гозеда и религиозных излишествах. Валь-Даль Барба, жена Пало Барбы и мать Хейзари и Эдви, считала гозедский обычай несправедливым: «Любопытно, что бывают только „матери богов“! Почему бы этим голым типам со свирепыми рожами самим не остаться ночью на пляже и не стать гордыми „отцами богов“?»